СТАРОЯЗ, "Ты такого слова не слыхала - ушло словцо..." Опции

[InterSchool]

Отнюдь не намереваясь кого бы то ни было задеть, я все-таки решился на попытку напомнить, что многие существующие ныне предметы и понятия изобретены не вчера, и даже задолго до перестройки... Соответственно, имеют устоявшиеся названия. Иногда действительно не употреблявшиеся вне определенных групп (здесь слово "группа" может означать что угодно: профессию, территорию, возраст, общественное положение), а иногда - общепринятые, но попросту неизвестные новым поколениям. Взамен придумываются новые слова, словно пришедшие из книжки "От двух до пяти" - придумываются и входят в обиход, и режут слух тем, кто учился говорить несколько десятилетий назад. Пожалуй, лучшим примером такого рода может служить слово "сдуться". Боюсь, большинство моих читателей не поймет иронию, поэтому поясню. В наше время сдували пылинку с поверхности или - это уже арго - контрольную у соседа по парте. Надутый предмет "спускал", шина была не сдувшаяся, а спущенная; более профессиональный термин - стравливать (давление, воздух...). Вот даже автоматический корректировщик подчеркнул слово "сдувшаяся" в предыдущем предложении. А между тем оно уже давно стало неотъемлемым элементом новояза.

Еще раз подчеркну: не хочу ни на кого указывать пальцем и уличать в неве... в плохом владении языком, которым говорили полвека назад. Тот, кто может отнести сказанное на свой счет, в этой беде не виноват. Современность не выбирают. Для нас языковая преемственность поколений обеспечивалась в первую очередь литературой, написанной задолго до нас. Сейчас, похоже, если и читают, то Петрушевскую или забугорные детективы в халтурных переводах переводчиков, наспех ознакомившихся с английским (для примера) языком - увы, совершенно явно в ущерб русскому. Про автоматические переводилки не говорю - их продукцию в необработанном виде даже текстом назвать нельзя. Когда-то это называлось "рыба". Кто-то считает подобное "прикольным". Я надеюсь, открываемая мною тема будет интересна остальным. И, главное, полезна. Далеко ведь не все авторы отвечают на замечания в духе "не учи меня".
И еще: я столь же горячо надеюсь, что не останусь здесь единственным оратором.





ОЧКИ

"Обычные", т.е. для коррекции зрения - диоптрийные.
"Простые", т.е. декоративные - нулевые, с нулевыми стеклами.

[BaSur]

Отнюдь не намереваясь кого бы то ни было задеть, я все-таки решился на попытку напомнить, что многие существующие ныне предметы и понятия изобретены не вчера, и даже задолго до перестройки... Соответственно, имеют устоявшиеся названия. Иногда действительно не употреблявшиеся вне определенных групп (здесь слово "группа" может означать что угодно: профессию, территорию, возраст, общественное положение), а иногда - общепринятые, но попросту неизвестные новым поколениям. Взамен придумываются новые слова, словно пришедшие из книжки "От двух до пяти" - придумываются и входят в обиход, и режут слух тем, кто учился говорить несколько десятилетий назад. Пожалуй, лучшим примером такого рода может служить слово "сдуться". Боюсь, большинство моих читателей не поймет иронию, поэтому поясню. В наше время сдували пылинку с поверхности или - это уже арго - контрольную у соседа по парте. Надутый предмет "спускал", шина была не сдувшаяся, а спущенная; более профессиональный термин - стравливать (давление, воздух...). Вот даже автоматический корректировщик подчеркнул слово "сдувшаяся" в предыдущем предложении. А между тем оно уже давно стало неотъемлемым элементом новояза.

Еще раз подчеркну: не хочу ни на кого указывать пальцем и уличать в неве... в плохом владении языком, которым говорили полвека назад. Тот, кто может отнести сказанное на свой счет, в этой беде не виноват. Современность не выбирают. Для нас языковая преемственность поколений обеспечивалась в первую очередь литературой, написанной задолго до нас. Сейчас, похоже, если и читают, то Петрушевскую или забугорные детективы в халтурных переводах переводчиков, наспех ознакомившихся с английским (для примера) языком - увы, совершенно явно в ущерб русскому.

Можете себе представить мой ужас, когда я обнаружил, что глагол "сдуться" действительно впервые употреблён в литературе лишь в 1986 году (далее - 1989 и 1990, хотя у разных авторов и везде в авторской речи) и при этом напрочь отсутствует в словарях в каком-либо значении, отличном от пассивного к "сдуть" в двух его значениях. Слово настолько немаркировано и естественно в современном русском, что заподозрить неладное просто невозможно. При этом меня трудно упрекнуть в том, что я мало читал в детстве. Загвоздка только в том, что никакая литература не может дать представления о том, каких слов в ней НЕТ (если только вы не осилите весь литературный корпус, что, однако, вряд ли под силу ребенку до завершения школы и получения аттестата о знании русского языка ).

Сдувшееся и спущенное колесо (в разговорной речи чаще именно так, хотя с точки зрения технической терминологии это некорректно, ибо шина формально к колесу не относится) на данный момент полностью синонимичны. Судя по Гуглу, "спускает" колесо существенно чаще, чем "сдувается", но это специфичное для автомобилей употребление; шарики, для сравнения, "сдуваются" примерно на два порядка (!) чаще. "Сдувание" на контрольных при этом уже прочно вошло в состав историзмов (мне оно знакомо ТОЛЬКО по литературе).

С другой стороны, вас ведь вряд ли возмущает, например, слово "выглядеть", хотя ещё двести лет назад оно имело совсем другое значение и грамматический вид (!), и ни разу не употреблено, например, у Пушкина (хотя в тот период оно уже бытовало в петербургской речи - на правах модного варваризма). Строгий прескриптивизм в литературной норме, в конечном счете, непродуктивен. Языковой контакт между поколениями нарушается не потому, что норма сдвигается, а потому, что изменяется сам язык, на котором люди говорят, причём предотвратить эти изменения невозможно совершенно (что характерно, ряд существенных изменений в русском языке приходится именно на советскую эпоху, когда, казалось бы, централизованный контроль над языком был максимален, причём кодификаторы языка в 1950-е - 1960-е уже явно не знали, что делать с подобными тотально закрепившимися в течение их жизни стихийными изменениями; объявить их "неправильным русским" духу у них не хватило, и слава Богу). Если не двигать норму вслед за языком, то в конечном счете её придётся учить как иностранный язык (примерно так обстоят дела с литературным арабским в арабоязычных странах - радикальные отличия начинаются прямо с синтаксиса и морфологии; например, в литературном языке есть падежи, которых во всем арабском мире нет ни в одном разговорном диалекте и уже очень давно - их "убили" общеарабские фонетические изменения, не затронувшие лишь письменную норму). Но иностранный язык - в любом случае не родной, а выучить мертвый язык как родной невозможно в принципе - если в живой языковой среде вам всегда любезно или не очень любезно укажут на ошибки, то с мертвыми языками типа латыни, церковнославянского или литературного арабского (на котором точно так же никто не говорит у себя дома) это не проходит, и даже если вы выучите наизусть весь корпус, это не сделает ваш язык идентичным языку его создателей - вы будете имитировать их язык, но вы не будете генерировать его таким же образом, как они. Не хотелось бы, чтобы литературный русский пошёл по этому пути; в конечном счете, живой язык всегда богаче и выразительнее мёртвого.

Вообще, русский литературный язык в этом плане изначально несколько своеобразен. Обычно литературные языки без лишних мудрствований формируются, по крайней мере изначально, на основе разговорной речи, а при её значительной дробности - на основе наиболее престижного или наиболее распространенного её варианта. Так формировались английский (на основе старого языка Лондона), итальянский (преимущественно на основе флорентийского диалекта), путунхуа (на основе мандаринского, т.е. пекинского диалекта/языка), украинский (с основой в виде киевско-полтавских говоров), французский (парижский диалект) и т.д. Это, по крайней мере, позволяет литературному языку непрерывно и без особых потрясений активно обновляться за счет языка разговорного. Иногда, когда язык изначально находится в угрожаемом состоянии, его создатели прибегают к пурификации. Эффекты бывают разными. Например, навязчивая пурификация литературного белорусского (в конечном итоге оказавшегося по факту чужим для большинства белорусов) немало способствовала вымиранию белорусского языка как такового; в городах современной Беларуси практически все этнические беларусы, составляющие там от 80 до 90%, общаются исключительно на русском, а в деревнях бытуют говоры генетически, конечно, белорусские, но обильно приправленные разнообразной русской лексикой (т.наз. трасянка). Чехи свой язык, как известно, в конечном счете спасли (хотя при создании литературного языка пришлось творчески использовать материал русского, хорватского, польского и других языков), но пурификация даром всё равно не прошла, и сейчас в Чехии наблюдается выраженная диглоссия - разговорный язык по-прежнему несет весьма существенные отличия от литературного, и их сближения не предвидится. Русский, однако, примечателен тем, что его литературная форма вообще изначально основана по сути на иностранном языке, причём языке мёртвом - т.е. на церковнославянском. Ломоносовское учение о штилях можно кратко сформулировать следующим образом: чем ближе речь к церковнославянской - тем выше штиль. Разумеется, церковнославянский влиял на русский издавна, и слова вроде "небо" или "враг" нам совершенно не кажутся чужими, но упомянутый подход, с одной стороны, изрядно обогатил русский язык, а с другой - всё же неизбежным образом привёл к существенному разрыву между литературными формами и разговорным языком (причём разрыв начинается сразу с синтаксиса). Тем не менее, всё было ничего, пока где-то в середине XX века русский не решили наконец кодифицировать. Естественно, классики начиная с Пушкина изначально занимались синтезом языка, т.е. творческим сочетанием собственно русских и церковнославянских элементов. Почему при этом нам господа прескриптивисты в таком творческом аспекте отказывают и требуют максимально точно копировать тех самых классиков (что всё равно по сути невозможно и никем строго не соблюдается) - осмыслить, вообще говоря, довольно трудно, а какие печальные последствия такой жесткий прескриптивизм может иметь для языка, я уже написал.

P.S.: Искренне соболезную, что вам учителя запрещали прощаться словом "пока".

Сообщение отредактировал BaSur - 19.8.2018, 12:32

[InterSchool]

Слово настолько немаркировано

Что здесь означает "немаркировано"? Не снабжается пометками "жарг.", "простореч." и т.п.?

никакая литература не может дать представления о том, каких слов в ней НЕТ (если только вы не осилите весь литературный корпус).

Диапазон прочитанных только в детстве и отрочестве книг у меня простирается от десятитомника Шекспира 1893 г. издания и Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона через "Детскую энциклопедию" Сытина и до "Детской энциклопедии" советской - это только временнЫе вехи, о разнообразии жанров я не говорю. Учитывая значительный размер выборки и ее случайно сложившийся состав, можно, пожалуй, говорить о ее представительности. Наверняка Вы меня за следующее утверждение больно побьете, но некий неологизм, содержащийся в единственном тексте не шибко грамотного автора (к чему я еще вернусь), считать составной частью языка, по-моему, не стоит. Должно возникнуть ЯВЛЕНИЕ, чтобы составители словарей начали интересоваться, где и кем впервые употреблено то или иное слово или словосочетание.

"Сдувание" на контрольных при этом уже прочно вошло в состав историзмов (мне оно знакомо ТОЛЬКО по литературе).

Мне, пожалуй, тоже. У нас в ходу были синонимы: "скатать" и "содрать".

слово "выглядеть"... ещё двести лет назад имело совсем другое значение

Выглядывать? Высматривать?

ряд существенных изменений в русском языке приходится именно на советскую эпоху, когда, казалось бы, централизованный контроль над языком был максимален

Это с одной стороны. С другой - чрезвычайно высокая, даже, быть может, небывалая подвижность населения. То есть взаимное заимствование не только привычек и обычаев, но и речи. В количественном отношении, конечно, больше из "глубинки" в крупные города, но и из центра на периферию - тоже. Естественная тяга к всеобщему упрощению и опрощению привела к тому, что просторечье побеждало и побеждает.

падежи, которых во всем арабском мире нет ни в одном разговорном диалекте и уже очень давно - их "убили" общеарабские фонетические изменения, не затронувшие лишь письменную норму)

Из болгарского падежи тоже ушли, хотя он на порядки уступает арабскому по распространенности.

вам учителя запрещали прощаться словом "пока".

Запрещали? Я этого не писал. И Вы сами утверждаете, что запретами здесь ничего не достигнешь.
Нам объясняли, как следует говорить, а как не следует, хотя неправильную речь действительно можно слышать повсеместно.
Другой пример такого рода: нехорошо называть действительно родную бабушку "бабой". Баба - просторечное наименование для женщины (как я теперь понимаю - в отличие от девки, но учительницы начальных классов на этом внимание не заостряли). А главное - мягко говоря, неуважительное.
Или точно так же не прибавлять к имени -ка, даже говоря о третьем лице: Нинка, Васька. Так баре окликали холопов.

PS Если Вы проводите такие изыскания, может, раскопаете, когда впервые появилась "девушка второй раз замужем с тремя детьми"?
А еще "булка хлеба".

[BaSur]

Наверняка Вы меня за следующее утверждение больно побьете, но некий неологизм, содержащийся в единственном тексте не шибко грамотного автора (к чему я еще вернусь), считать составной частью языка, по-моему, не стоит. Должно возникнуть ЯВЛЕНИЕ, чтобы составители словарей начали интересоваться, где и кем впервые употреблено то или иное слово или словосочетание.

Естественно. Но в данном случае три независимых источника до 1990 г. включительно (причём всё, очевидно, проходило какую-то корректуру) уже обязаны представлять некое явление, так как идиолектом одного автора это быть априори не может. А после 1990 г. возникает несколько десятков употреблений в книгах и газетных статьях, причём, что показательно, львиную долю составляют уже разнообразные образные употребления ("Мальцев сразу весь сдулся", "за парком Европа быстро сдулась" и т.д.), для которых применение "спускать", как было сказано, фактически невозможно.

Что здесь означает "немаркировано"? Не снабжается пометками "жарг.", "простореч." и т.п.?

Означает, что среднестатистический носитель будет ожидаемо применять его совершенно независимо от контекста речи, от обращения в прокуратуру и разговора с сыном до молодежной тусовки (так же, как слова "даже", "стол" или "принтер", например). Это с учетом того, что мы говорили о языке как таковом.

Выглядывать? Высматривать?

"Высмотреть", "рассмотреть". Вообще глаголы с такой морфологией в русском относятся к совершенному виду, современное "выглядеть" здесь уникально.

Из болгарского падежи тоже ушли, хотя он на порядки уступает арабскому по распространенности.

С небольшой изолированной группой говоров вообще может произойти практически что угодно. С арабским скорее нетипично единообразное независимое развитие на всём диалектном ареале. Но там падежи были в общем обречены после отпадения конечных кратких, а предпосылки для последнего были заложены ещё на общеарабской стадии (так же как, например, предпосылки падения редуцированных в славянских языках были заложены ещё в праславянском).

PS Если Вы проводите такие изыскания, может, раскопаете, когда впервые появилась "девушка второй раз замужем с тремя детьми"?

Подробное изучение потребовало бы специальной работы (здесь поисками в Корпусе не обойдешься), но меня терзают подозрения, что такое употребление достаточно тесно связано с эволюцией обращений к незнакомым людям (в результате которой "девушка" стало едва ли не единственной приемлемой формой при обращении к женщинам, не достигшим пожилого, а то и старческого возраста). Ну а отправным пунктом, естественно, был слом традиционного общественного уклада в первой половине XX в.

А еще "булка хлеба".

Буханка хлеба, батон хлеба и каравай хлеба вопросов не вызывают? Весь этот оборот идёт ещё как минимум из начала XX века.

Сообщение отредактировал BaSur - 19.8.2018, 15:43

[InterSchool]

Буханка хлеба, батон хлеба и каравай хлеба вопросов не вызывают?

Конечно, слово "хлеб" имеет более собирательное значение, куда входит и "булка". Соответствующие магазины имели вывеску либо "Булочная", либо (пожалуй, реже) "Хлеб". "Хлебопек" и "булочник" - для меня книжные слова, профессия называлась "пекарь". Впрочем, булочник, пожалуй, было живым словом. В Израиле нетрудно найти людей по фамилии Булочник, а еврейские фамилии, как известно, придумывались, в частности, по профессиям.
Тем не менее, как мне кажется, определенная дифференциация существовала. Прямоугольная буханка хлеба - черного. Употреблялось также "кирпичик", но он не был привязан именно к черному. Был и белый хлеб такой же формы.
От батона хлеба меня корежит примерно так же, как от булки хлеба (слава Богу, до буханки булки еще не додумались). Хлеб - черный, булка - белая, а то и сдобная. Под батоном имеется в виду определенная форма, присущая именно булке. "Рижский", вроде бы той же формы, никто батоном не называл. Как и "круглый" (подовый, обдирный - я все это помню как синонимы).
К тому же французское слово "батон" относится априорно к белому хлебу. Французы черного, насколько мне известно, не знали.
Хотя когда у нас появились батоны, воистину имевшие вид палок (применительно к ним часто употреблялось слово "французские"), я уже давно вышел из детского возраста. "Французские булочки" сигарообразной формы с "гребнем" сверху примерно в то же время стали называться "городскими". Воспринималось как часть борьбы с космополитизмом (кафе "Север" на Невском в обиходе иначе как "Норд" не называли.)
С караваем лично не знаком. В моем представлении - продукция пекарни или домохозяйки, а не хлебозавода, большой хлеб округлой формы.
Словосочетание "серая булка" не припомню. Был серый хлеб (кстати, в свежем виде - вкуснейший).

Сообщение отредактировал InterSchool - 19.8.2018, 17:34

[BaSur]

Буханка хлеба, батон хлеба и каравай хлеба вопросов не вызывают?

Конечно, слово "хлеб" имеет более собирательное значение, куда входит и "булка". Соответствующие магазины имели вывеску либо "Булочная", либо (пожалуй, реже) "Хлеб". "Хлебопек" и "булочник" - для меня книжные слова, профессия называлась "пекарь". Впрочем, булочник, пожалуй, было живым словом. В Израиле нетрудно найти людей по фамилии Булочник, а еврейские фамилии, как известно, придумывались, в частности, по профессиям.
Тем не менее, как мне кажется, определенная дифференциация существовала. Прямоугольная буханка хлеба - черного. Употреблялось также "кирпичик", но он не был привязан именно к черному. Был и белый хлеб такой же формы.
От батона хлеба меня корежит примерно так же, как от булки хлеба (слава Богу, до буханки булки еще не додумались). Хлеб - черный, булка - белая, а то и сдобная. Под батоном имеется в виду определенная форма, присущая именно булке. "Рижский", вроде бы той же формы, никто батоном не называл. Как и "круглый" (подовый, обдирный - я все это помню как синонимы).
К тому же французское слово "батон" относится априорно к белому хлебу. Французы черного, насколько мне известно, не знали.
Хотя когда у нас появились батоны, воистину имевшие вид палок (применительно к ним часто употреблялось слово "французские"), я уже давно вышел из детского возраста. "Французские булочки" сигарообразной формы с "гребнем" сверху примерно в то же время стали называться "городскими". Воспринималось как часть борьбы с космополитизмом (кафе "Север" на Невском в обиходе иначе как "Норд" не называли.)
С караваем лично не знаком. В моем представлении - большой хлеб округлой формы.
Словосочетание "серая булка" не припомню. Был серый хлеб (кстати, в свежем виде - вкуснейший).

Так это у вас диалектное понимание слова "булка", а не у тех, кто говорит "булка хлеба". У Ожегова "булка" в значении "пшеничный хлеб" указано лишь как областное. В целом по словарям булка - это определенная форма хлебобулочного изделия из пшеничной муки, и, с учетом этимологии, это исходное значение (поэтому, в частности, булка чёрного хлеба - оксюморон, тогда как булка белого - нормальное выражение; хотя оно и несколько избыточно семантически, но построено по общей для хлебобулочных и некоторых других съедобных изделий модели "форма + материал"; ср. батон колбасы).